Темный огонь - Страница 16

– Что, Амелия приехала? – спросил граф.

Кто такая эта Амелия?

Я не знаю, – с трудом переведя дыхание, ответила Джейн.

Взгляд графа быстро скользнул с лица Джейн к ее шее, задержавшись там на мгновение, – и в ту же секунду Ник резко отвернулся и, выругавшись под нос, пошел назад в столовую. Джейн услышала, как громко скрипнули по полу ножки рывком отодвинутого стула. Нервно сглотнув, Джейн, со всей возможной грацией, прошествовала в столовую. И села за стол по правую руку от графа.

Глаза Ника расширились. Потом он опомнился и прищурился. Он ничего не сказал. Он просто смотрел на Джейн.

Джейн потянулась к маленькому серебряному колокольчику. Рука, черт бы ее побрал, дрожала. Но Джейн позвонила. Граф по-прежнему смотрел на нее. Его присутствие подавляло. Джейн почувствовала себя крошечной – хуже того, она почувствовала себя ребенком, за которого ее и принимали. И она уже начала сожалеть о том, что сделала. А граф все молчал.

Вошел Томас, за которым два лакея несли блюда с едой. Вид у Томаса был такой, будто он изо всех сил сдерживал улыбку.

– Вина, миледи?

Джейн открыла рот.

Граф грубо прикрыл рукой ее бокал. Джейн заметила, что рука у него чистая, в отличие от пропотевшего тела.

– Что еще за «миледи»? – рыкнул он.

Томас невозмутимо повернулся к хозяину:

– Милорд?

Граф жестко посмотрел на Джейн.

– Должен ли я понимать это так, – саркастически произнес он, – что мое общество доставляет вам удовольствие?

Джейн вспыхнула. И, словно проглотив язык, молчала.

Граф рассмеялся. Убрав руку, он кивнул Томасу, и тот наполнил бокал Джейн отличным французским «бордо».

Джейн украдкой скосила глаза на графа. Он накладывал на свою тарелку тушеную баранину с овощами, совершенно не обращая внимания на Джейн… похоже было, что он просто забыл о ее присутствии. Джейн просто поверить не могла, что с такой легкостью добилась своего. Но, когда граф начал есть, не подождав, пока Джейн положит себе порцию, она почувствовала растущее в душе негодование. И, не удержавшись, сказала:

– Милорд?..

Он замер с поднятой вилкой, глядя на Джейн.

– Обычно принято ждать, пока все присутствующие за столом не наполнят свои тарелки.

Короткая улыбка скользнула по губам графа, и он снова принялся за еду.

– Вы сами пришли, – сказал он. – Я вас не приглашал.

Джейн разинула рот от изумления.

Граф ткнул в ее сторону вилкой, насмешливо и язвительно:

– Вам бы не следовало делать мне замечания.

Он яростно набросился на еду, не удостоив Джейн больше ни единым взглядом. Джейн стало ясно, что он ее просто ненавидит. Почему же она раньше этого не заметила? И как же ей теперь сидеть за его столом, после такой оскорбительной выходки? Это было хуже, чем если бы он приказал ей выйти вон. Она, с трудом шевеля губами, поблагодарила лакея, наполнившего ее тарелку, и воткнула вилку в кусок баранины. Она не должна плакать. Это он во всем виноват, а не она. Он просто грубиян. От него даже дурно пахнет. Он жуткий грубиян!

– Дерьмо… – негромко прорычал граф, швыряя на стол серебряную вилку. – Если вы начнете тут плакать… – Он мрачно уставился на Джейн.

Джейн, яростно моргая, посмотрела на него. Вот уж чего она не сделает! Ни за что не прольет ни слезинки на глазах у этого человека, никогда!

Граф, нахмурившись, потянулся к графину с вином. И, не глядя на Джейн, наполнил ее бокал.

Изумленная, Джейн поняла, что только что одержала нечто вроде маленькой победы – ведь граф, правда на свой грубоватый манер, пытался загладить свою вину. Неважно, что ей совсем не хотелось вина, и неважно, как именно граф пытался показать ей, что осознает свою грубость. К Джейн мгновенно вернулся аппетит. Она начала медленно есть. А граф просто пожирал пищу. Оба они молчали, и вряд ли тишину за столом можно было назвать дружественной; оба чувствовали тяжелое, неловкое напряжение, но Джейн уже не была так подавлена, как в начале обеда. Она усвоила урок и больше не пыталась вступать в беседу с графом. Она лишь осторожно поглядывала на него время от времени, но в общем сосредоточилась на еде.

Наконец граф бросил на стол свою салфетку и, опершись ладонями о край стола, собрался встать. Джейн замерла с поднятой вилкой. Напряжение достигло предела, между ними словно протянулась туго натянутая, звенящая проволока. Потом граф снова сел, тяжело упав на стул. И, глядя на Джейн, принялся вертеть в руке бокал.

Если бы он вышел из-за стола, пока Джейн не закончила обеда, девушка была бы, пожалуй, окончательно расстроена. Но она с чрезвычайной остротой поняла вдруг, что граф совсем не намеревался грубить; скорее, он просто не знал правил хорошего тона или так долго жил один, что забыл их. И девушка, радуясь очередной победе, ласково улыбнулась:

– Если хотите, можете выйти из-за стола.

– Все в порядке, – буркнул он, откидываясь на спинку стула. – Я могу делать все, что мне вздумается, черт побери!

Джейн, решив, что съела уже достаточно, аккуратно положила нож и вилку, чуть скрестив их. Прибор графа лежал рядом с тарелкой так, словно Ник еще собирался продолжать еду. Граф прищурился:

– У вас, я вижу, безупречные манеры.

Джейн подняла глаза:

– Моя мать была настоящей леди.

Он не соизволил что-либо ответить на это утверждение, но Джейн ощутила его скептицизм.

– Вы поели?

Она кивнула. Он тут же резко встал. И быстрым шагом вышел из столовой.

Джейн ссутулилась, измученная и дрожащая, не уверенная, то ли ей ликовать, то ли считать себя оскорбленной. Граф был не просто тяжелым человеком, он пугал до колик. И в то же время он был не безнадежен.