Темный огонь - Страница 25

Джейн торопливо бросилась через холл, к парадной двери, и вышла на улицу. Горькие слезы обжигали ей глаза. Она понимала, что главная проблема для нее состоит в том, что уже слишком поздно что-либо менять. Слишком поздно.

Потому что она уже полюбила графа.

Глава 14

– Что?!

– Мне очень жаль, – безо всякого выражения произнес граф Драгморский. – Но это действительно прощание, Амелия. Все кончено.

Амелия, побледнев, уставилась на него, и забытое ожерелье повисло на ее руке.

– После обеда кучер отвезет тебя в Лессинг. Там в пять часов проходит поезд на Лондон. – И граф повернулся, намереваясь уйти.

Амелия схватила его за руку; лицо женщины перекосилось от злобы и ярости.

– Ублюдок!

Граф замер на месте.

– А я никогда и не утверждал противоположного, – сухо сказал он. Если бы Амелия могла догадаться, что сказала чистую правду!

Она, размахнувшись, ударила его по лицу. Он тыльной стороной ладони потер щеку, словно пытаясь уничтожить след ее прикосновения.

– Ну, теперь тебе легче? Так пойди собери вещи.

– Ублюдок! – выкрикнула она снова, и ее голос надломился. – Я же люблю тебя!

Граф посмотрел на нее, вздернув брови.

– Ты любишь не меня, – грубо сказал он. – Ты любишь вот это, – и он ткнул пальцем себе между ног.

– Это не так! Я люблю тебя, я всегда…

– Избавь меня от своих представлений, – резко перебил ее граф. – Все кончено.

– Но прошлой ночью ничего не было кончено! Граф окинул ее презрительным взглядом.

– Не заставляй меня говорить то, чего мне не хотелось бы произносить вслух.

Амелия вздрогнула.

– Это она. Маленькая блондинка. Это…

– Она моя подопечная, – сказал граф. – Я сейчас подыскиваю для нее хорошую партию. И я проголодался. Ты можешь пообедать со мной, но только в том случае, если не станешь возвращаться к этой теме.

– Ублюдок… – прорыдала Амелия и выбежала из библиотеки.

Граф прошел в столовую и, увидев на столе третий прибор – для Джейн, ощутил некоторое удовольствие.

– Томас, я не думаю, что Амелия захочет обедать. – Он огляделся по сторонам, но Джейн нигде не было. – Подожди еще пять минут, – бросил он дворецкому.

Выйдя из столовой, граф быстро взбежал наверх. Он чувствовал себя так, словно родился заново. Он стал сильнее и энергичнее. Почему? Неужели потому, что осознал свое презрение к любовнице и твердо решил избавиться от этой женщины? Да пожалуй, дело было именно в этом. Жаль только, что он не сделал нужных выводов уже давно.

Он вспомнил, как они с Джейн обедали вместе два дня назад. В памяти воскресла нежная улыбка девушки, когда он налил ей вина – после того, как сам же ужасно нагрубил. Ее манеры были совершенными, безупречными, в то время как он вел себя не лучше деревенского мужика. И он видел, какой ангельский свет вспыхнул в ее глазах, когда он несколько минут назад поздоровался с ней в холле. У него у самого потеплело внутри.

Граф торопливо содрал рубашку и бросил ее на пол. Пройдя в ванную комнату, он тщательно помылся до пояса, умыл лицо. Вытершись насухо, он надел свежую белоснежную рубашку. Потом посмотрел на свои бриджи, сверху донизу заляпанные грязью после утренних трудов. Вздохнув, он сел и сбросил с ног ботинки, сменил штаны, а потом торопливо почистил башмаки грязной рубашкой. Обувшись, он спустился вниз, шагая так быстро и легко, как никогда в жизни.

Джейн все еще не появлялась. Прибор Амелии был убран со стола. Граф несколько минут шагал взад и вперед по столовой, ощущая на себе недоуменный взгляд Томаса и чувствуя себя не в своей тарелке. Он никогда никого не ждал, ни разу за последние четыре года – ведь он почти всегда обедал один. На лице графа, на его высоких скулах вспыхнул легкий румянец.

– Томас, где Джейн?

– Я видел, как она выходила из дома, сэр, но, мне кажется, она еще не возвращалась.

Граф сообразил наконец, что Джейн и не собиралась являться к обеду. Да и с какой бы стати она стала это делать? Она ведь полагала, что за столом будет присутствовать Амелия. Граф сел, не желая признаться самому себе, что разочарован. Ведь он давно привык обедать в одиночестве. Так какая ему разница?

Чед гордо восседал на собственном шотландском пони, пухлой черно-белой лошадке, подаренной ему на четвертый день рождения. Для своего возраста Чед был великолепным наездником. Как и его отец, мальчик с легкостью обходился без седла. На них обоих стоило посмотреть. Граф сидел на огромном охотничьем гунтере, его сын – на толстеньком коротышке-пони. Они проскакали мимо коровьего выгона на свою обычную дорогу. Рядом с ними мчались два борзых волкодава, которые обнюхивали каждое дерево, каждый камень и каждую сусличью норку.

– Папа! – воскликнул Чед. – Посмотри-ка на то бревно! Можно мне через него перескочить?

Впереди, неподалеку от них, подгнивший старый дуб упал рядом с дорогой. Граф внимательно осмотрел дерево; Чед ныл, не отставая от отца.

– Ну пожалуйста, папа! Я ведь могу!

Дерево было куда больше тех препятствий, которые до сих пор приходилось преодолевать Чеду, но граф решил, что его сын вполне может справиться с задачей. Мальчик прекрасно держался на своей лошадке, будто сливаясь с ней, и без седла чувствовал себя на ней даже увереннее, чем на оседланном пони, и равновесие он держал безупречно.

– Подожди минутку, – сказал граф и поскакал к упавшему дубу.

Обогнув дерево, он убедился, что с другой стороны нет ничего, что могло бы представлять опасность для мальчика; тогда он вернулся, но сначала обломил несколько веток, торчащих слишком высоко. Одну ветку он прихватил с собой и протянул ее сыну.